Романтика русского сада. Россия, которую я люблю.

И.Репин - На мосту в Абрамцево (летний пейзаж).

Интересные коленца выкидывает иногда жизнь. Вот мне, например, понадобилось оказаться аж на другом конце света, чтобы заново открыть для себя целый пласт богатейшей русской культуры. Не знаю, каким причудливым образом переплились мои новые впечатления и извлечённые откуда-то из глубин генетической памяти ассоциации, но только именно здесь, в Америке русская нота зазвучала для меня особенно пронзительно, с какой-то новой силой и красотой.

Причём не лубок à la russe - к нему я по-прежнему равнодушна. А вот в русскую классику, будь то литература, живопись или музыка, погружаюсь с огромным удовольствием. Особенно мне нравится бытоописание родовых поместий и городских усадьб русского дворянства. А страинные усадебные сады просто завораживают - такое отдохновение души!

Эта литературно-художественная прогулка для тех, чья душа просит красоты и покоя, и... немножко для меня самой, конечно же :)

"Я думаю, что действительно путешествие в Россию вдвоем со мной было бы для Вас полезно: в аллеях старого деревенского сада, полного сельских благоуханий, земляники, пения птиц, дремотных солнечного света и теней; а кругом-то — двести десятин волнующейся ржи, превосходно! Невольно замираешь в каком-то неподвижном состоянии, торжественном, бесконечном и тупом, в котором соединяется в одно и то же время и жизнь, и животность, и бог. Выходишь оттуда, как после не знаю какой мощно укрепляющей ванны, и снова вступаешь в колею, в обычную житейскую колею".
И.С. Тургенев (из письма к Г. Флоберу)

                                                                                             *******

Отрывки из романа Ивана Шмелёва «Пути небесные», гл. X, XII:

"В Москве ему казалось, что в захолустье никакой жизни нет, все изо дня в день, ни интересных лекций, ни концертов, ни обедов в «Эрмитаже» с Даринькой: он хотел привить ей вкус к жизни и развлечениям и сам увлекся. А теперь, в захолустье, открывались радости, на рассеянный взгляд едва приметные, но, если вдуматься, полные глубокого смысла, — радости бытия. Ему приоткрывалась не уловимая тугим ухом симфония великого оркестра — Жизни. Он спрашивал себя, почему же раньше ее не слышал, почему бывало скучно, почему ему слышался только шум?...

Эта симфония открылась ему с первых же дней в Уютове. Он услышал, как одухотворенно поет соловей, «высказывает себя». Почувствовал, как каждый цветок дышит своим дыханьем, единственным, не сравнимым ни с чем другим: жасмин, лилия, резеда, петуньи… как высвистывает зяблик, поет малиновка, выигрывают витютни свое уррр-уррр… как деловито гудят и реют пчелы в малиннике, кудахчут с заливом куры, квохчут с цыплятами наседки, звенят жаворонки в лазури, кричат петухи вот так, а ночью совсем иначе, «как бы вещая что-то», и почему-то в урочный час… — и все эти песни, дыханья, крики связаны чем-то общим, что-то творят единое… — чудный какой-то гимн. Ему думалось, что все точно и мудро поставлено на место, назначено для чего-то, подчинено закону, до самого неприметного, до толкунчиков в солнечном луче, — «к теплу», по словам Матвеевны, — и во всем знак и мысль, и эти знаки и мысли, понятные Матвевне, Егорычу, Карпу, Анюте даже… — ему, инженеру-астроному, пока еще непонятны, но… «непременно надо заняться этим, тут что-то есть». Это «что-то есть» как-то соприкасалось с еще таинственным для него внутренним миром Дариньки. ...
                                                                                          *******

Вигноградов С.А.

Виноградов С.А. - В усадьбе, 1910

Виноградов С.А. Сад осенью. 1910

                                                                                          
                                                           *******
...Ознакомление с Уютовым она начала с цветов.

Осматривали верхний цветник — розарий. Понравились ей развалистые кусты с пышными розанами, дышавшие «миром драгоценным»: с детства она любила этот запах, от святой Плащаницы и елея. Алеша объяснял, что Матвевна посылает в полдень внучек Савельича собирать лепестки и сушить для орловских аптекарей.

За розами открылись стройные ряды белых лилий, — «архангельские», назвала Даринька. Грезя своей тайной, с золотыми сердечками, стояли они дремотно — чистые девы, в ожидании несказанной встречи.

За лилиями кустились белоснежные пионы, припоздавшие из-за большого снегопада, — «Троицыны цветы». Всегда на Троицу ходили с ними в церковь, и по всем комнатам стояли их пышные букеты.

Осматривали среднюю площадку — газоны из цветных трав. Это были «персидские ковры». Чтобы увидеть всю красоту их, надо было взойти на стоявшую с краю вышку.

… Спустились с вышки и подошли к озерку. Озерко было маленькое, как бассейн, но совсем будто настоящее. Заросло по краям тростником, торчали бархатные «банники», дремали крупные кувшинки, розовели елочки болотной гречки. На широких листьях нежились на солнце изумрудные лягушки-негодники, суля ведро. Маленький островок был голубой от незабудок и колокольчиков. Когда они шли к озерку, с маленькой ивы упал в траву соловушка. Заслышав шаги, к ним обернулась странная фигура, в гороховом балахоне, сняла размашисто гриб-шляпу и театрально раскланялась:

— Мое почтение созерцателям! Присядьте и любопытствуйте водяным пейзажем!

— Здравствуйте — сказала, чуть не рассмеявшись, Даринька. — Никогда такого не видала… прямо чудо.

Мухомор (так звали садовника) пробормотал: «Все это пустяки», — и шлёпнул шляпой по скамейке, приглашая сесть. Скакнул, что-то повернул в траве, и вокруг озерка начали бить фонтанчики на кувшинки, закрапало по листьям, а из малютки ивы вырвалась высокая струя, рассыпаясь в радужные брызги.

— Господи, чудеса!.. — воскликнула Даринька.

— Не чудеса, а продукт головного мозга! — сказал Мухомор. — Крантик приверну, и чудеса пропадут.

Они рассмеялись, и с ними залился смехом и Мухомор. Алеша сказал, что это новая хозяйка, очень любит цветы. Мухомор склонился, отведя шляпу в сторону, как кавалер в театре, и высокопарно проговорил:

— Очень приятно познакомиться, буду иметь в виду. Но… — он поднял палец, — для умственного человека, царя природы, не может быть хозяина. Каждый сам себе хозяин — и сел перед ними на песочке. ...


... Летники были всюду, подобранные так тонко, что вечерами лилась «симфония из ароматов».

От цветника они поднялись к парку.

Был это не обычный парк, с унылой точностью разбивки, а «сама натура»: приволье, солнце, тропки — ходи как знаешь. За домом кучкой стояли ели, в розовато-медных шишках.

Мухомор свистнул, и Даринька увидала белку, махнувшую в воздухе правилом. Мухомор бросил горсть орешков, скользнули по стволам две белки и принялись угощаться. Он подмигнул восхищенной Дариньке и, сам явно восхищенный, выкинул вперед руки.

— Как в раю! — воскликнула Даринька, — ни капельки не боятся!

— Есть глупые простосерды… признают за факт, будто был рай какой-то! — сказал Мухомор усмешливо. — А мы свой рай устроили, вот это истина. ...

… За елями открылась луговина, на которой стоял могучий дуб.

— Звание ему — Грозный. Старики сказывают: Иван Грозный под ним сидел и велел сжечь все место, бояре тогда тут жили. Приятель у меня тут. А ну, дома ли? — Мухомор постучал ключиком по жестяной коробочке:- Гри-шка-а! Дома ты, а?..

Они услыхали карканье, из дуба поднялся ворон, дал круг над луговиной и опустился с краю.

— Свои, не бойся.

Ворон вперевалочку пошел к ним. Мухомор дал ему кусок сахару.

Прилетела на ключик пара лесных голубей, витютней, села на сучья дуба и повела переливчатое свое «уррр-уррр».

— Гришке строго заказано никого не трогать, нет у нас никому обиды. Как ястреб — Гришка на караул, покружит дозором — без боя отплывают.

— Господи, что же это!.. — воскликнула Даринька.

— Стало быть, рай… земной, — сказал Мухомор и выбросил к ногам Дариньки горошку. Витютни опустились к ее ногам, склевали и отлетели. ...

… За кустами калины и волчьих ягод открылась солнечная поляна, яркая от цветов, любимых с детства: кашки, белопоповника, смолянки, курослепа, золотисто-млечного зверобоя, — дохнула медом. За ней начались березы, перемежаясь лужайками. В затини по опушкам дремотно стояли с детства любимые восковки — фиалки-любки, с безуханнымн лиловыми. Попадались гнезда отцветших ландышей, луговые бубенчики… Показался неплодный островок, в поросли можжевельника, в плотно прижавшихся розанах заячьей капустки, в бессмертниках. Стоял под накрытием высокий крест. Эта неплодная поляна звалась Крестовой: кого-то убило в старину молнией.

Она чувствовала себя на крыльях, спешила увидеть все. ...

— А вон, за сиреньками, — показал Мухомор, — Ольга Константиновна церковный сад устроила.

Даринька хотела спросить про «церковный сад», но ее отвлекла сиреневая заросль. Не только заросль, а высившаяся над ней рябина, завешенная гроздями. Толкнулось сердце в испуге, и она остановилась перед сомкнутыми сиренями.

Эта рябина над сиренями напомнила ей московский сад, то место, где недавно простилась она с Димой. Было совсем как там. Она вспомнила большую клумбу, засаженную маргаритками. Она выкапывала тогда в лоточек маргаритки, и вот, белея в деревьях кителем, нежданно явился Дима проститься с ней. Теперь, увидав рябину, она почувствовала тоску и боль. Не темная была тоска эта, и боль — не больная боль, а светлая тоска и боль-грусть.

Даринька поглядела на небо. Чудесно было в лазури, в набежавшей снежности облачка. ...

-— Чудесное какое небо, какое чистое, — смотрела она в безоблачную голубизну — Какой-то «церковный сад» говорил садовник?

— Здесь особые цветы, «церковные»: астры, георгины, бархатцы, бессмертники… вон, за канавкой спаржи. И душистый горошек. Мама называла «мотылечки», очень любила. Эти цветы и спаржевую зелень посылали в церковь, на Животворящий Крест. И всегда хоругви украшали…

Пришел Мухомор с Егорычем, принесли лесенку.
— Егорыч наш, пчеляк, — сказал Мухомор. — Большой пчельник у нас к малиннику. Егорыч всегда оправдается, пудов полсотни медку сотового продает. Матвевна, Вещатель будто, погоду по пчелам за неделю знает. ...

Смотрели грунтовые сараи, полные шпанских вишен, персиков, ренклодов, укрытых стеклянными стенами. Оранжереи, налитые банным теплом, с апельсинами и лимонами в кадушках, с душистыми цветами и спеющими плодами. У Дариньки закружилась голова от парева и аромата. Не помнила, как очутилась на веранде в кресле. ...

... Все, живое, стояло перед ее глазами, и все казалось чудесным сном".

Виноградов С.А.

Васнецов А.М. - На погосте. Демьяново

Васнецов А.М. - В тени лип. Демьяново

Максимов В.М. - Сад при доме Третьяковых.

Жуковский С.Ю. - Сирень на окне.

Виноградов С.А. - В доме

Виноградов С.А.

Виноградов С.А. - Летом.

Попов Л. - В саду (Чаепитие), 1911

Коровин К.А.

В. Поленов  - Букет цветов

Светославский С. И. - В саду

Светославский С. И. - Весенний день. Пасека.

В. Э. Борисов-Мусатов

Шишкин И. И. - Уголок заросшего сада. Сныть-трава, 1884 г.

 

Поленов В.Д. - Заросший пруд, 1879

Поленов В.Д. - На лодке. Абрамцево.

Поленов В.Д. - Пруд в парке.

 

Виноградов С.А.

Васнецов А.М. - Ахтырка, 1886

Не уверена, что цитирую точно, и не знаю, кто автор, но запомнились строки:

Ушла эпоха. Пали троны.
Но всё ж, вторую сотню лет
Душа трепещет ей вослед! (с)